Каждый из членов семьи Карамазовых – это как-то грань души Достоевского. Он беспощаден к себе.
Отец – мерзкий, пошлый, отвратительный, «сладострастное насекомое», однако и в нем проглядывает образ Божий. Просыпаются и в нем иногда светлые чувства, особенно под влиянием Алеши. Этому мерзкому персонажу Федор Михайлович Достоевский дает свое имя – великое покаяние великого сердца! О себе пишет он А.Майкову: "А хуже всего, что натура моя подлая и слишком страстная. Везде-то и во всем до последнего предела дохожу, всю жизнь за черту переходил".
«Блаженны нищие духом, ибо их есть царство небесное» (Мф.5.3)
Потрясает изображение внутренней, духовной жизни Дмитрия Карамазова. Достоевский пишет о таких людях : «…эти сердца весьма часто жаждут нежного, прекрасного и справедливого, и именно как бы в контраст себе, своему буйству, своей жестокости, - жаждут бессознательно, и именно жаждут. Страстные и жестокие снаружи, они до мучения способны полюбить, например, женщину, и непременно духовной и высшею любовью». Митя как никто другой сознает свою жестокость и страстность и мучается ими. Именно ему принадлежат слова: «Здесь дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей». Поэтому после первого потрясения от обвинения в убийстве отца он может смирить себя и осознать высшую правду происходящего: «За дите-то это я теперь и в Сибирь пойду, не я убил, но мне надо в Сибирь пойти!» Сон, в котором он видит плачущего от голода ребенка –«дите», заставляет его понять, что « все за всех виноваты». Он, Дмитрий, не виноват в слезах этого ребенка, но жестокость и страстность его натуры приводит к страданиям другого мальчика, Илюши Снегирева, его отца, а значит, наказание справедливо. Это смирение и покаяние перерождает Митю: «… я в себе в эти дни…нового человека ощутил…За «дите» и пойду. Потому что все за всех виноваты». Достоевский показывает, какие духовные процессы происходят в кающемся человеке, какую потребность в Боге он ощущает в своей душе: «Если Бога с земли изгонят, мы под землей Его сретим!»
«Блаженны плачущие, ибо они утешатся» (Мф. 5.6)
Образ Ивана Карамазова, на мой взгляд, очень современен. «У Ивана Бога нет! У него идея» - говорит о нем Митя. Ему свойственна гордыня разума людей XX века. Вера и неверие постоянно борются в его душе. Неверие побеждает, но вера не дает ему окончательно погибнуть. Он заявляет: «Нет Бога!» и при этом мечтает о двух секундах радости общения с Ним, за которые готов отдать квадриллион квадриллионов.
Изгоняя Бога из своей души, он уподобляет ее тому выметенному и убранному дому из притчи Христа, куда поселяются злые духи. В беседе с чертом он с ужасом убеждается, что этот черт он сам, тот повторяет все его мысли, и это черт не грозный величественный, в громе и пламени являющийся, а мелкий и пошлый, мечтающий воплотиться в стопудовую купчиху. Отрицание Бога не возвышает человека, как хотелось бы думать атеистам, но принижает и опошляет, отнимает Дух и оставляет одну только плоть, созданную из праха земного.
Поэтому в глубине души Иван желает смерти отца, и ему хочется, чтобы убийцей оказался именно Митя: «Одна гадина убьет другую». Понятно, почему он называет гадиной своего отца. Но за что он так ненавидит своего брата? Только ли из ревности, вызванной любовью к Катерине Ивановне? Здесь видна аллюзия к библейском рассказу о Каине и Авеле. Горячий, вспыльчивый, терзаемый страстями Митя совершает низкие и жестокие поступки, но способен на искреннее раскаяние, признание своей греховности, что недоступно Ивану.
Смердяков. Беседы с Иваном рождают у него мысль, что раз Бога нет, то все позволено, что и приводит к его гибели.
Почему Смердяков повесился? Почему не признался в убийстве и не спас Митю? Угрызений совести у него не было. Отказ от веры под влиянием Ивана разъел его душу до основания. Он совершает самоубийство от отчаяния. В словах адвоката звучат мысли самого Достоевского: «Отчаяние и раскаяние – две вещи совершенно различные. Отчаяние может быть злобное и непримиримое, и самоубийца, накладывая на себя руки, в этот момент мог вдвойне ненавидеть тех, кому всю жизнь завидовал».
Страсть Смердякова к деньгам напоминает нам об Иуде. Отдав украденные у убитого им Федора Карамазова три тысячи (тридцать серебряников!) Ивану, он просит напоследок: «Покажите мне их еще раз» и долго смотрит на них. Сколько надежд было у него связано с этими деньгами, а они не принесли ему долгожданной радости!
«Ибо какая пользы человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мр.8.36)
Отказавшись от Бога, Смердяков творит себе кумира в лице Ивана Карамазова, но и здесь его настигает разочарование. Вот как он реагирует, когда Иван говорит, что не убивает его только потому, что он нужен как свидетель: «А что ж, убейте-с. Убейте теперь, - вдруг странно проговорил Смердяков, странно смотря на Ивана. – Не посмеете и этого-с, - прибавил он горько усмехнувшись, - ничего не посмеете, прежний смелый человек-с!»
«Не делай себе кумира» (Исх. 20.4).
Образ Алеши Карамазова стоит особняком в ряду других образов романа. Достоевский сам ставит его на это особое место, называя свой роман жизнеописанием Алексея Федоровича Карамазова. Несомненно, этот герой очень близок, дорог и необыкновенно важен для писателя. Это не идеал, но пример того, каким может быть человек, строящий свою жизнь на основе христианских ценностей. Его вера в Бога определяет весь строй его личности, его судьбы. « Вера без дел мертва», - говорит апостол, и Достоевский показывает нам Алешу именно через его дела, уже в предисловии называя его «деятелем». Меня, как и моих учеников, всегда потрясает его способность никого не осуждать, страдать от людской жестокости, но при этом жалеть своих мучителей и сострадать им. Он от всего сердца исполняет завет Христов: «Носите бремена друг друга» (Галл.6.2). Его обаяние – это обаяние истинно православного человека, поэтому ему поддаются в романе все герои, кроме тех, кто, как Ракитин, изгоняет Бога из своей души.
«Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф. 5.8).
Обаяние же Достоевского – это, прежде всего, обаяние писателя- христианина, поэтому его романы не трогают людей, далеких от Бога. Они не видят «высший смысл» (определение Н. Бердяева) его произведений. Об этом можно судить по известной статье М. Антоновича «Мистико-аскетический роман». Но, как говорит Н.Бердяев, «есть великая радость в чтении Достоевского, великое освобождение духа. Это - радость через страдание. Но таков христианский путь». Свою работу «Миросозерцание Достоевского» он писал в 1923 году, когда Россия переживала страшные испытания, и видел в творчестве Достоевского великий урок: «Ныне Достоевский стал нам ближе, чем когда-либо. Мы приблизились к нему. И много нового открывается у него для нас в свете познания пережитой нами трагической русской судьбы».
Мы живем в другое время, но над нами нависает новая угроза – угроза утраты своей национальной идентичности. Иоанн Креститель предупреждал фарисеев, гордившихся, что отец у них Авраам, « что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму» (Мф. 3. 9). Они не вняли этим предупреждениям, не признали своего Мессию и поплатились за это, утратив все, что имели. Россия – тысячу лет православная страна, все в ней пропитано духом православия. Если мы отречемся от этого, нас может постигнуть та же участь. Чтение Достоевского помогает нам не забыть, кто мы.